- Я сама не из Красноярска, а из поселка Большая Мурта. В Красноярск приехала учиться на юриста в СФУ. Помимо учебы занималась как раз патриотической деятельностью: Зарница, юнармия. У нас были студенческие отряды, там был отряд Патриот. Собственно, я в нем была заместителем командира.
- То есть Вы патриотической работой занимались еще со студенческой скамьи?
- Еще даже в школе. У нас, к сожалению, юнармии в поселке не было, поэтому только какие-то мероприятия – автоматы собирать, игры спортивные.
- А в семье кто Вас так настроил?
- Мама у меня связана с культурой, она балетмейстер, и очень сильно за меня переживает. В принципе, она подозревала, когда боевые действия начались, когда много кто ушел из знакомых, и со мной даже беседы проводила. Говорила – «Лиза, ты только не думай». Я говорю – «Мама, все хорошо, я здесь, я пока что здесь». И все равно так получилось. Я с ней, конечно, поговорила, настраивала ее, говорила, что, мам, я такой деятельностью занимаюсь, я не могу быть в стороне. Она приняла это сложно, конечно. У меня, наверное, это по отцовской линии пошло, потому что отец в полиции работал. И дедушка ветеран, офицер.
- Когда Вы приняли решение, то в Дивногорске обучались некоторое время на оператора БПЛА. Расскажите, это любому дано – обучиться или должны быть какие-то специальные навыки?
- Скорее всего, важна мелкая моторика рук. Я гитарой занималась, мне легко далось. Очень много молодых людей, им все-таки обучение легче дается. У нас были, конечно, в подразделениях, и кому 40 лет, 50 лет – операторы БПЛА, но им все равно сложнее. А насчет дивногорского техникума: я искала в Красноярске какой-нибудь курс, потому что просто так меня туда не брали. Медицинского образования у меня не было, а когда в военкомат пришла, мне сказали, что берут только медиков. Я говорю – я не медик. Значит, все, дорога закрыта. И пришлось находить, искать. Я нашла эти платные курсы и поехала.
- А после обучения Вы попали на Донбасс, в Донецкую народную республику. С чего начались Ваши первые дни? Вы же оператор БПЛА, они километров пять от ленточки обычно располагаются, да?
- Да, это так должно было быть, а на самом деле, конечно, все по-другому. Я тоже так думала, я всем говорила, что я оператор БПЛА, и у всех представление такое, что они где-то вдалеке отсиживаются, что это не первая линия, не вторая линия боевого столкновения. Но я попала в разведывательно-штурмовую бригаду. У меня не министерство обороны, у меня частная военная какмпания. И мы как раз в Донецке располагались. Непосредственно мы поднимали «птицы», давали разведку и докладывали все штурмовой группе, иногда выдвигались вместе с ними. Беспилотниками самолетного типа я управляла, когда училась, а именно на боевом задании работала с мавиками – разведка, сбросы.
- Первая Ваша точка была Соледар?
- Да, Соледар. Несмотря на то, что он был взят уже, там велись ожесточенные бои. Мы находились в самом Соледаре, не в лесополке. Нам повезло, что мы заняли дом, десятиэтажку очень хорошую. Там сохранилась мебель, сохранились кухни, мы полноценно себе обустроили квартиру. Нам было оттуда удобно работать, потому что мы работали на спарках, у них двойные баки. И у нас «птица» спокойно в тыл залетала. Но мы не могли заниматься сбросами, потому что очень большие расстояния, занимались дальней и ближней разведкой и корректировкой орудий.
- Как вообще встретили Вас в части? Она с вагнерами как-то связана?
- Все инструктора вагнера, все пилоты. До контракта моего, когда я здесь находилась, у меня такое представление было, заблуждение, что вагнера – это какие-то… Много про них плохого рассказывают. Когда я лично уже столкнулась – заместитель командира и сам командир были с вагнеров. И то, как они готовили меня, то, как они приняли меня… Я сначала подумала, что как-то странно, может какой-то подвох. Ну не может быть, чтоб так добродушно. Подготовка, конечно, жесткая была. Такой подготовки ни у кого, мне кажется, нет, как у вагнеров. Я рада, что именно туда попала, там практически все с вагнера, и они обучали именно жесткой тактике, которой на гражданке не научишься. Приняли хорошо, но сначала брать не хотели, присматривались. Сказали – давай ты с нами день проведешь, посмотришь, как, что, мы тебе объясним, разъясним. А потом уже в конце дня скажешь, будешь оставаться или не будешь. Я сказала – а смысл? Я сюда уже приехала с намерениями служить, назад не поеду. И все, так и осталась.
- Отношение со временем изменилось к Вам?
- Да, сначала они даже гуманитарку не давали разгружать – ой, ты, девочка, сиди, ты оператор БПЛА. Я говорю – так, стоп, я ж приехала, я буду такую же работу выполнять, как и вы все, как это я буду сидеть, а вы будете таскать эти баллоны, канистры… Я им сразу сказала – извините, я тут буду так же работать, как и вы, и буду то же самое делать. И подготовка, когда была, они мне говорят – ты можешь на полигон не ехать. Я говорю – я поеду на полигон, не надо на ПВД оставлять меня (это пункт временной дислокации).
- На фотографиях Вы часто с автоматом, это штатное оружие? Или только в экстренных случаях выдаются?
- Штатная, мы с автоматом 24 на 7. У меня за контракт три автомата поменялось, потому что были разные случаи, мне приходилось даже 300 вытаскивать. По нам 120 миномет отрабатывал, и, к сожалению, когда мы переходили из точки А в точку Б, попало осколочным ранением. Парень без ноги остался, мы его эвакуировали. Там об автомате не думаешь, главное вытащить и самому выйти тоже живым. Поэтому я просто бросила его. Я один раз только потеряла автомат, и то сказали – молодец, самое главное, ты вытащила, самое главное, что вы целы и здоровы. А так за весь мой контракт в полгода я была в двух подразделениях, поэтому и разные автоматы.
- Бахмут был проездом?
- С Бахмута работали фпвишники, потому что они могут на дальние расстояния летать. И самолетного типа тоже работали. А с мавиков там не полетишь, до Часов Яра, до Соледара не достать. Поэтому это тоже как ПВД, можно сказать. Приехали, два дня перекантовались и дальше поехали. Дальше был уже Часов Яр.
- Там самая сложная, видимо, работа была?
- Да, там непосредственно вторая линия боевого столкновения, там уже и со штурмами мы работали, и ДРГ ходила постоянно. У нас были часовые, которые непосредственно и ночью, и днем дежурили, и я тоже стояла с автоматом. Там настоящая война началась, потому что в Соледаре не так это все чувствовалось – такое ощущение было, как будто нас не достать, мы их там не видим. Самое сложное был канал, потому что наши штурмовые группы с подразделения даже до канала не доходили, «птицами» их сразу гасили.
Продолжение интервью читай на сайте 24rus.ru на следующей неделе
